Глава 18 (начало)

Марк и Изольда

Глава XVIII
Тристан-юродивый

Вновь увидел Тристан Бретань, Карэ, герцога Хоэля и жену свою, белорукую Изольду. Все его ласково встретили, но белокурая Изольда его прогнала - и для него ничего не осталось в мире. Долго томился он вдали от нее, но однажды решил снова повидать ее, готовый на то, чтобы она снова велела позорно избить его своей страже и слугам. Он знал, что вдали от нее его неизбежно и скоро постигнет смерть; так лучше уж умереть сразу, чем умирать медленно, каждый день. Кто живет в скорби, подобен мертвецу. Тристан желает смерти, жаждет ее. Пусть же королева, по крайней мере, узнает, что он погиб из-за любви к ней; если она узнает это, ему легче будет умереть.
Он ушел из Карэ, не сказав никому, ни родным, ни друзьям, ни даже своему милому товарищу Каэрдину; он ушел, нищенски одетый, пешком. Никто не обращал внимания на бедных бродяг, что странствуют по большим дорогам. Он шел до тех пор, пока не достиг берега моря. В гавани снаряжалось в путь большое торговое судно; уже моряки натягивали паруса и поднимали якорь, чтобы отплыть в открытое море.
- Да хранит вас Господь, добрые люди, и счастливый вам путь! В какие края вы направляетесь?
- В Тинтагель.
- В Тинтагель? Добрые люди, возьмите меня с собой!
Он садится на корабль. Попутный ветер надул паруса, и судно понеслось по волнам; пять ночей и пять дней плыло оно к Корнуэльсу, а на шестой пристало в гавани Тинтагеля.
За гаванью возвышался над морем замок, хорошо укрепленный со всех сторон: можно было в него войти только через одну железную дверь, и два надежных сторожа охраняли ее день и ночь. Как проникнуть в замок?
Тристан сошел с корабля и сел на берегу. Он узнал от проходившего мимо человека, что Марк находится в замке и недавно собирал двор.
- А где же королева и ее прекрасная прислужница Бранжьена?
- Они также в Тинтагеле, я недавно их видел; королева Изольда казалась печальной по обыкновению.
При имени Изольды Тристан вздохнул и подумал, что ни хитростью, ни удальством ему не удастся увидеть снова свою возлюбленную: ведь король Марк убьет его...
"А не все ли равно, если даже убьет? Не умру ли я от любви к тебе, Изольда? И что делаю я каждый день, как не умираю? А ты, Изольда, если бы знала, что я здесь, согласилась ли бы ты побеседовать со своим милым, не велела ли бы выгнать его своей страже? Пущусь на хитрость, оденусь юродивым: это безумие будет великой мудростью. Иной примет меня за слабоумного, а будет не умнее меня; тот сочтет меня дурнем, кто сам еще более дурень".
Проходил рыбак в куртке из грубой шерстяной ткани с большим капюшоном. Увидев его, Тристан сделал ему знак и отвел в сторону:
- Друг, хочешь променять свою одежду на мою? Дай мне свою куртку: очень она мне нравится.
Рыбак посмотрел на одежду Тристана, нашел ее лучше своей, тотчас взял ее и быстро удалился, радуясь обмену.
Затем Тристан обстриг наголо свои светлые кудри, оставив на голове только крест из волос; вымазал свое лицо снадобьем из чудодейственной травы, привезенным из его страны, и тотчас цвет лица и облик его изменились так поразительно, что ни один человек на свете не мог бы его узнать. Он вырвал в огороде сук каштанового дерева, сделал из него палку, повесил ее на шею и босиком отправился прямо к замку.
Привратнику он показался, несомненно, помешанным, и он спросил его:
- Подойди-ка. Где ты так долго был?
Тристан ответил, изменив свои голос:
- На свадьбе аббата из Мона, одного из моих друзей. Он женился на аббатисе, толстой особе в покрывале.
От Безансона до Мона все священники, аббаты, монахи и церковнослужители были приглашены на эту свадьбу; и все они, с палками и посохами, прыгают, играют и пляшут на лугу под тенью высоких деревьев. Но я их оставил, чтобы прийти сюда, потому что сегодня я обязан прислуживать при королевской трапезе.
- Войдите же, сеньор, сын косматого Ургана, - сказал ему привратник. - Вы велики ростом и волосаты, как он, и весьма похожи на вашего отца.
Когда Тристан вошел в замок, играя своей дубинкой, слуги и конюшие столпились вокруг него и стали травить его, как волка.
- Поглядите на помешанного, у-гу-гу!
Они кидали в него камнями, колотили его палками, но он терпел это, прыгая, предоставляя себя на их волю; если на него нападали слева, он оборачивался и бил палкой направо.
Среди смеха и крика, увлекая за собой беспорядочную толпу, он добрался до порога залы, где под балдахином рядом с королевой сидел король Марк. Он подошел к двери, повесил на шею свою дубину и вошел.
Увидав его, король сказал:
- Вот славный собеседник. Пусть приблизится. Его привели с палкой на шее.
- Привет тебе, дружок! - сказал Марк. Тристан ответил, до крайности изменив голос:
- Государь, добрейший и благороднейший из всех королей, я знал, что когда я увижу вас, мое сердце растает от нежности. Да поможет вам Бог, славный повелитель!
- Зачем пришел ты сюда, дружок?
- За Изольдой, которую я так любил, у меня есть сестра, которую я к вам привел, прекрасная Брюнгильда {Брюнгильда - дева-воин, героиня германо-скандинавской мифологии и эпоса.}. Королева надоела вам, попробуйте эту. Поменяемся: я отдам вам сестру, а вы дайте мне Изольду; я ее возьму и буду преданно служить вам.
Король засмеялся.
- Если я тебе отдам королеву, что станешь ты с ней делать, куда ее уведешь?
- Туда, наверх, между небом и облаком, в мое прелестное хрустальное жилище. Солнце проникает в него своими лучами, ветры не могут его поколебать; туда понесу я королеву, в хрустальный покой, цветущий розами, сияющий утром, когда его освещает солнце.
Король и бароны говорят промеж себя:
- Славный ты дурень, на слова мастер!
Он сел на ковер и нежно смотрит на Изольду.
- Друг, - сказал ему Марк, - откуда явилась у тебя надежда, что моя жена обратит внимание на такого безобразного дурака, как ты?
- У меня есть на то право: много для нее я потрудился, из-за нее и с ума сошел.
- Кто же ты такой?
- Я Тристан, что так любил королеву и будет любить ее до смерти.
При этом имени Изольда вздохнула, изменилась в лице и гневно сказал ему:
- Ступай вон! Кто тебя привел сюда? Ступай вон, злой дурак!
Марк подумал о том, что Тристан никогда бы не сознался в своей любви при нем, разве что только действительно сойдя с ума от своей страсти.
Тристан заметил ее гнев и сказал:
- А помнишь ли ты, королева Изольда, тот день, когда, раненный отравленным мечом Морольда, увозя с собой в море мою арфу, я случайно пристал к ирландским берегам? Ты меня исцелила. Неужели ты не помнишь этого больше?
- Вон отсюда, дурак! - отвечала Изольда. - Не нравятся мне ни твои шутки, ни ты сам.
Тут помешанный обернулся к баронам и погнал их к дверям, крича:
- Вон отсюда, дурни! Дайте мне поговорить с Изольдой наедине: ведь я пришел сюда миловаться с ней.
Король засмеялся, а Изольда покраснела и сказала:
- Прогоните этого безумца, государь!
А тот продолжал своим странным голосом:
- А помнишь ли ты, королева Изольда, большого дракона, которого я убил в твоей стране? Я спрятал его язык в кармане и, совсем опаленный его ядом, упал у болота. Дивный тогда я был рыцарь!.. И я ждал смерти, когда ты пришла ко мне на помощь.
- Замолчи! - отвечала Изольда. - Ты оскорбляешь рыцарей, ты помешан от рождения. Да будут прокляты моряки, которые привезли тебя сюда вместо того, чтобы бросить в море!
Эти слова безумца заставили Марка вспомнить о том, каким действительно дивным был рыцарь Тристан, когда-то служивший ему совершенно беззаветно. "Что заставляло его прежде быть до конца преданным своему государю? В том не было равных ему. В нем было что-то необыкновенное, чего не было в других. И вот всего этого изменилось бесповоротно".
Юродивый громко расхохотался и продолжал:
- А помнишь ли ты, королева Изольда, о том, как во время купанья ты хотела убить меня моим же мечом, и сказку о золотом волосе, которою я тебя успокоил, и о том, как я защитил тебя от сенешала?
"Ох и сообразительным же был тогда Тристан, умел решать проблемы сходу", – подумалось королю. А Изольда выкрикнула:
- Умолкни, злой рассказчик! Зачем явился ты сюда со своими бреднями? Вчера вечером ты упился, и, наверно, хмель внушил тебе эти грезы.
- Правда, я пьян, и от такого напитка, что никогда опьянение это не пройдет. А помнишь ли ты, королева Изольда, тот чудный, жаркий день в открытом море? Тебе захотелось пить - помнишь ли, королевская дочь? Мы выпили оба из одного кубка. С той поры я всегда был пьян, и плохим опьянением...
Когда Изольда услышала эти слова, которые, как она думала, она одна могла понять, она закрыла голову мантией, встала и хотела уйти, но король удержал ее за горностаевый капюшон и заставил снова усесться с ним рядом:
- Погоди немного, дорогая Изольда, дай дослушать его глупости до конца.
Марк ведь тоже уже знал об истории с колдовским напитком. Он подумал: "Хорошо, что мне он не достался, иначе я бы сошел с ума, а не Тристан. Тогда уже я смешил бы так моих придворных".
- Какие же мастерства знаешь ты, юродивый?
- Я служил королям и графам.
- В самом деле? умеешь ли ты охотиться с собаками, с птицами?
- Конечно, когда мне приходит в голову поохотиться в лесу, я умею ловить с моими ищейками журавлей, что летают в поднебесье, с борзыми - лебедей, белых гусей, диких голубей, с моим луком - нырков и выпей.
Все добродушно рассмеялись, а король спросил:
- А что добываешь ты, дружок, когда идешь на охоту за речной дичью?
- Беру все, что нахожу: с ястребами - лесных волков и больших медведей, с кречетами - кабанов, с соколами - серн и ланей, лисиц - с коршунами, зайцев - с кобчиками; и когда я возвращаюсь к тому, кто оказывает мне гостеприимство, я хорошо умею играть дубиной, наделять головнями конюших, настраивать мою арфу и петь под музыку, любить королев и бросать в ручей хорошо выстроганные щепки. В самом деле, разве не хороший я менестрель? Сегодня вы видели, как я умею драться палкой.
И он принялся размахивать ею вокруг себя.
- Ступайте вон отсюда, - крикнул он, - корнуэльские сеньоры! Чего еще ждете вы? Разве вы еще не наелись, не сыты?
Позабавившись дураком, король велел подать себе коня и ястребов и увел с собой на охоту рыцарей и конюших.
- Государь, - сказала ему Изольда, - я чувствую себя усталой и расстроенной. Дозволь мне отдохнуть в моей комнате, я не могу более слушать эти глупые шутки.
Она удалилась, задумавшись, в свою комнату, села на постель и сильно загоревала:
- Несчастная я! Для чего я родилась? На сердце у меня тяжело и печально. Бранжьена, дорогая сестра, жизнь моя так сурова и жестока, что лучше было бы умереть. Там какой-то помешанный, выстриженный накрест, пришел в недобрый час; этот юродивый, этот жонглер - волшебник или знахарь, он в точности знает все обо мне, о моей жизни; знает такое, чего никто не ведает, кроме тебя, меня и Тристана; он узнал это, бродяга, гаданьем и колдовством.
Бранжьена ответила:
- Не сам ли это Тристан?
- Нет! Тристан прекрасен и лучший из рыцарей, а этот человек уродлив и мерзок. Да будет он проклят Богом! Да будет проклят час его рождения, проклят и корабль, привезший его вместо того, чтобы утопить там, далеко, в глубоких волнах!
- Успокойтесь, королева, - сказала Бранжьена, - сегодня вы только и знаете, что проклинать и отлучать. Где вы научились такому делу? Но, может быть, этот человек - посланец Тристана?
- Не думаю, я его не признала. Но пойди за ним, дорогая, поговори с ним, посмотри, не признаешь ли ты его.
Бранжьена направилась в залу, где оставался лишь юродивый, сидевший на скамье. Тристан узнал ее, бросил палку и сказал:
- Бранжьена, благородная Бранжьена, заклинаю тебя Богом, сжалься надо мной!
- Какой дьявол научил тебя моему имени, противный дурак?
- Давно я его знаю, красавица! Клянусь моей головой, некогда белокурой, - если разум ее покинул, то виною тому ты, красавица. Не ты ли должна была оберечь любовное зелье, которое я выпил в открытом море? Было жарко, я отпил из серебряного кубка и подал его Изольде. Ты одна это знаешь, красавица, разве не помнишь ты этого более?
- Нет, - отвечала Бранжьена и, взволнованная, бросилась к комнате Изольды.
Но помешанный побежал вслед за ней с криком: "Сжалься!"
Он вошел, увидел Изольду, кинулся к ней, протянув руки, и хотел прижать ее к своей груди, но, застыдившись, вся в холодном поту от волнения, она откинулась назад, избегая его. Видя, что она от него отстраняется, Тристан затрепетал от стыда и гнева, отошел к стене у двери и сказал своим no-прежнему измененным голосом:
- Да, я слишком долго жил, если дожил до дня, когда Изольда меня отталкивает, не удостаивает любви, презирает меня. О, Изольда, кто сильно любит, не скоро забывает! О, Изольда, прекрасен и дорог полноводный ручей, который разливается и бежит широкими светлыми волнами; когда он высохнет, он ни к чему не годен. Такова любовь, которая иссякла. Изольда ответила:
- Я смотрю на тебя, друг, и сомневаюсь, дрожу, не уверена, не узнаю Тристана.
- Королева Изольда, я Тристан - тот, который так любил тебя, или не помнишь того карлика, который насыпал муку между нашими постелями, мой прыжок, кровь, что потекла из моей раны, подарок, который я тебе прислал, - собачку Пти-Крю с волшебной погремушкой? Или не помнишь ты искусно обструганных щепок, которые я бросал в ручей?
Изольда смотрит на него, вздыхает, недоумевает, что сказать и чему верить; она отлично видит, что он про все знает, но было бы безумием признать в нем Тристана. А он говорит ей:
- Королева и госпожа моя, я вижу ясно, что вы бросили меня, и обвиняю вас в измене. Я изведал, однако, дни, красавица, когда вы любили меня искренно: то было в темном лесу, под лиственным сводом. Помните ли вы тот день, когда я вам отдал мою собаку, славного Хюсдена? О, он меня всегда любил и ради меня покинул бы белокурую Изольду. Где он? Что вы с ним сделали? Он, по крайней мере, узнал бы меня.
- Он бы узнал вас? Вы говорите пустяки. С тех пор, как Тристан уехал, он все время лежит там, в своей конуре, и бросается на всякого, кто подходит к нему, Бранжьена, приведи его ко мне.
Бранжьена привела собаку.
- Поди сюда, Хюсден, - сказал Тристан. - Ты был моим, я возьму тебя снова.
Когда Хюсден услышал его голос, он вырвался с привязью из рук Бранжьены, побежал к своему хозяину, стал вертеться у его ног, лизать ему руки, лаять от радости.
- Хюсден! - воскликнул юродивый. - Благословен тот труд, который я затратил, воспитав тебя! Ты меня лучше принял, чем та, которую я так любил. Она не хочет признать меня, узнает ли она хоть этот перстень из зеленой яшмы, который когда-то мне подарила, плача и целуя меня, в день расставания? Этот маленький перстень из яшмы никогда со мной не разлучался: часто просил я у него совета в моих печалях, часто орошал горькими слезами зеленую яшму.
Изольда увидела перстень. Она широко раскрыла руки:
- Вот я! Возьми меня, Тристан!
Тогда Тристан перестал изменять свои голос.
- Милая, как могла ты так долго не узнавать меня - дольше, чем эта собака? Разве дело в перстне? Разве не думаешь ты, что мне было бы отраднее, если бы ты узнала меня при одном напоминании о былой любви? Разве дело в звуке моего голос